Сквозь время

[...] Свойственная японцам коричневая, с красноватым отливом кожа тела в сочетании с желтоватым, цвета слоновой кости лицом редко создают такое очарование, как во время спектакля Но. Когда я бываю на этих спектаклях, я всегда прихожу в восторг от этого сочетания. Парчовые одежды оридаси, вытканные из золота и серебра, и расшитые ёлками утиги хорошо идут к лицам японцев, но ещё лучше идут им тёмно-зелёные или цвета хаки суо и суйкан, белоснежные гладкие косодэ и огути. Если к тому же в роли артиста Но выступает юноша, читать дальшето одежды эти ещё более выделяют цвет его лица с плотной, молодой, глянцевитой и как-то по-иному, чем у женщин, обворожительной кожей. При взгляде на лицо такого юного артиста становится понятным, отчего в старину владетельные князья даймё так прельщались иногда наружностью своих любимых дворовых мальчишек.
[...] Приходится иногда просто поражаться, насколько выигрывает наружность артистов Но в пышных одеждах в стиле феодальных времён, так как на первый взгляд кажется, что эти одежды никак не могут идти к цвету их кожи, такой же обыкновенной, как и у нас. Я видел артиста Ивао Конго в драме “Император”, где Конго выступал в роли красавицы Ян-гуйфэй. Я до сих пор не могу забыть красоты его рук, выглядывавших во время танца из широких рукавов его одежды. Глядя на них, я не один раз переносил свой взгляд на собственные руки, покоившиеся на коленях. Несомненно, впечатлению красоты содействовала отчасти и игра его рук — эти тонкие, трудноуловимые движения ладоней от запястья до кончиков пальцев и неподражаемая игра самих пальцев, — но меня приводило в недоумение, откуда берётся этот блестящий цвет кожи, как будто просвечивающей изнутри. Я думал об этом с недоумением, потому что руки его были руками самого обыкновенного японца и ничем не отличались от моих рук, покоившихся у меня на коленях. И я снова принимался сравнивать и снова не улавливал никакой разницы между своими руками и руками игравшего на сцене Конго. А между тем как поразительно красиво выглядели эти руки на сцене и как обыденно — у меня на коленях! И это явление я наблюдал не только в случае с Конго. Во время исполнения Но из пышных одежд артиста выглядывает наружу лишь самая незначительная часть его тела: лицо, шея и руки от запястья до кончиков пальцев. В таких драмах, как “Император”, где красавица Ян-гуйфэй танцует в маске, лица даже и не видно. А между тем какое поразительное впечатление производит на зрителя цвет кожи этой незначительно выдающейся части тела! Не только руки Конго, но и руки почти каждого артиста — самые обыкновенные руки японца, в которых нет ничего удивительного, — на сцене выглядят очаровательно и привлекают к себе восхищённые взоры. Повторяю, для этого артисту не нужно даже выступать в роли красивой девушки или юноши. То же самое можно сказать и о губах: в обыкновенной обстановке немыслимо, чтобы мужские губы имели притягательную силу, но на сцене, во время спектакля Но, тёмно-малиновый цвет губ артиста и их влажный глянец кажутся даже обольстительнее накрашенных дамских губок.

[...]...женщина в старину существовала лишь над воротом платья и снаружи рукавов, — вся остальная часть её тела была скрыта в темноте. [...] Обычай чернения зубов, являвшийся разновидностью косметики, преследовал, по-видимому, ту же цель: наполнить мраком все щели, оставив только одно лицо. С этой целью темнотою набивался даже рот. [...] Для женщин, живших в темноте, было достаточно одного лица, блестевшего во мраке, — в туловище необходимости не было. Я думаю, что лицам, воспевающим светлую красоту тела современной женщины, трудно представить эту мистически тёмную красоту женщины прежних времён. Быть может, некоторые скажут, что красота, завуалированная темнотой, не настоящая. Но я уже говорил, что мы, люди Востока, создавая “тень”, творим красоту в местах самых прозаических. В одной нашей старинной песне говорится: “Набери ветвей, заплети, завей — вырастет шатёр. Расплети — опять будет пустовать лишь степной простор”. Слова эти хорошо характеризуют наше мышление: мы считаем, что красота заключена не в самих вещах, а в комбинации вещей, плетущей узор светотени. Вне действия, производимого тенью, нет красоты: она исчезает подобно тому, как исчезает при дневном свете привлекательность драгоценного камня “ночной луч”, блещущего в темноте. Так или иначе, но наши предки считали женщину неотделимой от темноты, как неотделимы от неё и лакированные изделия с золотой росписью или инкрустациями. Для того же, чтобы полностью погрузить её фигуру в тень, они затеняли её руки и ноги длинными рукавами и длинными подолами одежд, оставляя выделяться из темноты лишь одно место — её голову.
[...] Ограничив пространство на светлой земле четырьмя стенами, полом и потолком, наши предки создали здесь мир “тени”. Укрыв в глубине её женщину, они стали считать её самым белым человеком на свете. Если белизна кожи — необходимое условие женской красоты, то нам не оставалось делать ничего иного — в этом не было и ничего предосудительного. Белые люди имеют светлый цвет волос, у нас же волосы тёмные — так сама природа учила нас законам темноты. Следуя этим законам, древние люди безотчётно постигали искусство показывать в темноте жёлтое лицо белым. Я уже говорил об обычае чернения зубов у женщин старого времени. Ему сопутствовал обычай брить брови. И то и другое было, очевидно, средством для подчёркивания белизны женского лица. [...] Когда я представляю себе молодую японскую женщину, озарённую неверным, колеблющимся светом светильника ранто и улыбающуюся этими зелёными губами цвета “болотного огня”, из-под которых чёрным блеском сверкают зубы, я не могу представить себе лица более белого. В том мире образов, который я себе рисую, эта белизна, бесспорно, превосходит белизну, присущую лицу европейской женщины. У представительниц белой расы эта белизна прозрачна, элементарно понятна и шаблонна — у японской женщины она в какой-то степени сверхчеловечна. Возможно, что такую белизну вы не увидите в натуре. Возможно, что это лишь игра светотени, капризная и мимолётная. Пусть будет так — для нас достаточно. Мы не желаем большего.

(С) Дзюнъитиро Танидзаки "Похвала тени"

Собственно то, что и так очевидно, спасибо, Кэп...